Апельсиновый замок УпСа

Обломки империй, элементы систем.
И тот, кто был всем, тот станет никем...(с)Lumen

Пятьдесят шестой день после конца света.
Тихо... Тишина... Ти-ши-на... Свет... Свет - это хорошо. Когда светло - не страшно. Еще хорошо когда тепло. Тогда волоски на коже не поднимаются и не дрожат руки. Тогда можно не сжиматься. Бусинки - хорошо. Я сижу и рассыпаю по полу бусинки. Это так интересно - рассыпать их, и снова собирать, рассыпать, и снова собирать. Они разные. Я ищу их пальцами, мне трудно смотреть на них - в глазах все куда-то едет, плывет и звездочки. Тогда я ложусь на пол. Чтобы тоже не поплыть. Чьи-то руки белый халат... Звуки... Новые, резкие запахи... Дают попить водички, кладут на кровать и долго гладят по голове... И молчат. Только пахнут. Невкусно, Коридором.
Пятьдесят седьмой день после конца света.
Свет - утро. Тепло - лето, одеяло. Бусинки - пол. О-се-нь. Утро. Я открыл глаза и сел на кровати. Опять пришел кто-то, одел мне рубашечку, штанишки, поднял и посадил в кресло. "Смот рив ок но" - такие странные слова. Показывают. Я смотрю на руку и не понимаю. "Ок но"? Где? Я верчу головой и вдруг вижу большой экран, там, где раньше висели какие то тряпочки. "Выти ратьруки - нель зя", "Де ргать нель зя". Теперь там летают какие то белые мушки, как настоящие, только белые и тихие. "Смот ри, снег". "Снег"? Я начинаю следить за тем, как летают мушки, но опять в голове какие то звездочки и темнота, темнота, темнота... больно... больно... не трогайте меня, оставьте в покое... пусть снова будет утро, ле-то, осень...белые мушки... нельзя...
Пятьдесят восьмой день после конца света.
Я открываю глаза и поворачиваю голову. Тряпочки снова висят, а экран убрали. Значит, можно снова собирать бусинки. Еще у меня есть куби-ки и кни-ги. Куби-ки интересные, а кни-ги - нет. Потому что невкусно пахнут. Еще у меня есть цветы. Лан-ды-ши. Они беленькие и красивые. Я очень люблю цветы, но мне их редко приносят. Они стоят у меня в ка-би-нете - у меня есть стол и стул - пока маленькие цветики не начнут желтеть и падать. Потом их уносят. Мне сказали, что они уми-ра-ют - это когда перестают дышать. А я не хочу, чтобы они уми-ра-ли. Почему они не могут жить вечно? - Я хочу, чтобы было так. Я не хочу, чтобы кто-нибудь умирал. Я дружу со всеми. Сначала, когда я увидел, как цветочки уми-ра-ют, я очень рас-стро-ился, и у меня из глаз потекли сле-зы. Но мне сказали, что они будут уми-ра-ть так всегда и что все уми-ра-ют. Тогда получается, что и я умру.
Пятьдесят девятый день после конца света.
Я сижу и строю дом. Я хочу, чтобы у меня был свой маленький дом. Я буду там жить. Я слышу, как заходит кто-то. Опять голоса... тихо... я поворачиваю голову и вижу, что у двери стоит кто-то и смотрит на меня. Я поворачиваю голову, чтобы получше его рассмотреть. Кто-то тоже на меня смотрит. Не похож на тех, в белых халатах, - почти такие же, как у меня штанишки и рубашечка. Только у него... красивей. Он открывает рот и начинает говорить. Он говорит не так, как Те, а по другому - у тех слова были похожи на кисель, а у него - на мои бусинки. Мне это нравится. "Привет." А... это наверное и есть "здоро-ва-ться" Ну, привет. "Ты не умеешь говорить?" Но я ведь говорю! Привет! Привет! Привет-привет-привет-привет... Почему он так на меня смотрит? Может быть, ему нравятся мои куби-ки? Может, он тоже хочет поиграть? Играть - хорошо, со мной еще никто не играл. Давай играть? Почему он смотрит? Он не понимает? Я хмурюсь, встаю, подхожу к нему и протягиваю ему кубик. Понял. Мы играем.
Потом мне принесли еду. Я ем, а он смотрит. На меня, на мой ка-би-нет, на мои цветочки. Он протягивает руку, чтобы сорвать. Что он делает?! Они же умрут! "Не...надо..." Я открываю рот и он наконец-то меня слышит. Значит, все дело было во мне. Чтобы они понимали меня, нужно просто открывать рот.
Шестидесятый день после конца света.
Он сидит у меня в комнате все вре-мя. Кагда я открываю глаза, он сидит рядом, когда закрываю - тоже. Сегодня он спросил, как меня зовут. Я сказал, что не знаю. Он сказал, что мне нужно придумать имя и спросил, как я буду его называть. "Друг". Он почему-то расстроился и за-плакал.
Теперь мы разговариваем все время, пока я не сплю. Обычно я сплю и просыпаюсь, только когда светит солнышко, но сегодня...
Я открываю глаза... что это?... темно... страшно... тихо... ти-ши-на... тяжело дышать... темно... Друг?! Друг? Он ушел?! Мне... страшно..."Друг" Я зову его и плачу... звездочки... все плывет... ти-ши-на... Он гладит меня по голове и говорит. А потом он берет меня на руки и начинает ба-ю-кать. Мне так хорошо.. Он говорит. чтобы я закрыл глаза и представил, что плы-ву по морю. Еще он сказал, что море - синее, большое и теплое. Наверное, как лето и одеяло.
Шестьдесят первый день после конца света.
Я иногда вижу картинки, когда сплю. Такой коридор дли-и-инный, белый, и люди в халатах и Друг там... плачет. А они с ним разговаривают.
Когда я проснулся, он снова сидел рядом. Он такой белый - лицо и щеки, как у моих ландышей. И... да, он принес мне цветы. Еще он принес какую-то вещь. Потянул мне из-за спины. "Зер-ка-ло. Смотри туда" Я весь день играл с зер-ка-лом. Так ин-те-рес-но! И он показал мне меня - сказал, что я - в зеркале. От-ра-жа-юсь. Еще он сказал, что я красивый. "Как мои цветочки?" "Да, но ты лучше". Он сказал, что нужно придумать мне имя. "Давай, я буду звать тебя Драко?.." Я спросил, почему он выб-рал такое имя. Он рассказал мне сказку про драко-нов - они очень большие и сильные. Мне понравилась сказка и я подумал, что Драко - хорошее имя.
Шестьдесят второй день после конца света.
Он рассказывал мне много сказок. И одна была самой интересной - про мальчика, который дрался с злым волшебником и победил его. Мальчика звали Гарри и у него были друзья. А еще у него был самый луч-ший друг, которого звали Мал-фой. Он был очень добрый и никогда никого не обижал. Они лю-би-ли друг друга. Мне понравилась эта сказка и я сказал, что буду называть его "Гарри". Он почему-то опять за-плакал. Мне все время так грустно, когда он пла-чет. Я подошел к нему и стал стирать с щек капельки-слезы. Мне кажется, что ему просто не нравится это имя, вот он и расстроился. Я спросил, а он сказал, что меня лю-бит. Он сказал мне, что это то же, что дружба, только сильнее и опаснее. Я подумал и ответил, что, наверное, я его тоже люблю, потому что опас-но-стей не боюсь.
Шестьдесят пятый день после конца света.
Лю-бовь это... Оооо, лю-бовь - это как взрыв... Был человек, жил себе потихоньку, жил, жил, жил, жил, жил... а потом - бабах! и взорвался. И пропал. Умер. Да, я пришел к вы-во-ду, что от лю-бви умирают, хотя мой Гарри и сказал, что Малфой и Гарри из сказки жили долго и вместе, но все равно - от нее наверное умирают. И я наверное тоже скоро умру. Потому что лю-бо-о-овь - это такое чувст-во... Оно дробит тебя на кусочки. Вот и я пос-те-пен-но распадаюсь - у меня два серд-ца - одно вот тут, в груди, под рубашечкой, а другое - там, в ладони, у него. Я слышу, как оно бьется. Тук-тук-тук....тиши-на...тук-тук-тук...тишина... Я слушаю, держу его ладонь у уха, и слушаю - мне кажется, что я умру так - сердце остановится и станет тихо. Ти-хо.
Шестьдесят шестой день после конца света
По-це-ло-вать. Гарри меня по-це-ло-вал. Это было так хорошо, что я думал, что упаду. И перед глазами звездочки запрыгали и щекотно в животе где-то. Я думал, что упаду. Но Гарри меня держал крепко и я не падал. И он сказал, что меня лю-бит. А потом мы целова-лись много раз. Было так хорошо... Приятно... очень...
Я лежу с ним и улы-ба-юсь. У меня сердце под рубашечкой бьется быстро-быстро. А он спит... Он тоже красивый. И пахнет вкусно. Моими ландышами... Я подношу свою ладошку к уху и слышу, как бьется у меня в руке его сердце. Мне так хорошо... Я тоже буду спать. Может быть, во сне мы встретимся?.. я закрываю глаза...темно... тем-но...тихо... тишина... ти-ши-на...

...
- Мы предупреждали вас, мистер Поттер. Ваши визиты...хм...не имели смысла. Примите наши соболезнования... Это чистая случайность. Остановка сердца.
- Неужели вы не следили?! Неужели ничего нельзя было предусмотреть?!
- Мы не волшебники, мистер Поттер...
...